Региональные молодежные выставки 2007 – 2015 годов в Сибири

10 июля 2016
Н.В. Тригалева
«Региональные молодежные выставки 2007 - 2015 годов в Сибири»

Искусство любой эпохи нетрудно охарактеризовать, зная ответы на три простых вопроса: что представляет собой данное общество, что этому обществу нужно от искусства и кем в этом обществе является художник. Этот алгоритм в равной степени применим как к искусству в целом, так и к отдельным его видам и жанрам. Предположу, что такой подход уместен и для рассмотрения вопросов искусства с позиций территориальных или возрастных категорий. Понятно, что научно обоснованные ответы на эти основополагающие вопросы должны опираться, с одной стороны, на статистически значимые обобщения произведений искусства как таковых, с другой стороны – на данные социологических опросов среди основных слоев населения (включая, разумеется, и самих художников). Решение такой задачи потребовало бы не одного года работы целого научного коллектива. Однако ее результаты лишь подтвердили бы то, что мы знаем сегодня чисто эмпирически. То, что я предлагаю в своей статье, весьма субъективно, поскольку не опирается на всеобъемлющий охват фактов. Но за субъективными впечатлениями, как хочется надеяться, просматриваются вполне объективные явления нашей художественной жизни.

Начнем с общества. Единственное, что можно сказать с уверенностью – это то, что наше общество в высшей степени неоднородно. Следовательно, не может быть и более или менее однотипных запросов к искусству. Основная масса населения удовлетворяет свои эстетические запросы за счет продукции так называемой массовой культуры («попса», сериалы, бульварная литература, сувенирная продукция, постеры и тому подобное). Высокое искусство им не то чтобы совсем непонятно или недоступно, просто им вполне хватает «искусствозаменителей». В области изобразительной примерами таких эрзацев служат «творения» Ильи Глазунова, Александра Шилова, Никаса Сафронова или, переходя на региональный уровень, красноярца Василия Слонова или новосибирских «Синих носов». Однако, казалось бы, при полном отсутствии спроса и социального заказа, именно станковая живопись преобладает на выставках всех уровней, в том числе и молодежных. Далее, в порядке убывания, следуют графика, декоративно-прикладное искусство и скульптура. Впрочем, массы и в прежние исторические эпохи, например, Ренессанс или Просвещение, не определяли развитие искусства в том виде, каком мы его знаем. Каким быть искусству – зависело от элиты, определявшей основные параметры общества, и от того, какая из элит в данное время в данном месте являлась структурообразующей: государство, церковь, аристократия, буржуазия или кто-нибудь еще. Церковь, в принципе, пользуется услугами художников, но в силу своей крайней консервативности ничего ценного в развитие искусства не вносит, довольствуясь воспроизведением давно закостеневших канонов. Аристократии у нас, как таковой, нет; впрочем, и в остальном мире аристократия еще в девятнадцатом веке, если не раньше, утратила стилеобразующую функцию. Буржуазия - назовем так, за неимением более точного термина, людей, олицетворяющих финансовые, торговые и производственные функции, - в основном сформировалась из носителей массового культурного сознания; так же, как и массы, она довольствуется рассчитанными на неразвитый вкус заменителями и по этим причинам тоже не влияет на развитие искусства. Среди этой категории встречаются единичные меценаты и коллекционеры – такие как Г. Елфимов в Тобольске, В. Бронштейн и Д. Салацкая в Иркутске, Е. Тарасенко в Красноярске, А. Большедворов в Чите, но говорить об определяющем их влиянии (сопоставимым с деятельностью П. Третьякова, например) пока не приходится. В каком-то смысле элита бизнеса оказывает воздействие на графический и предметный дизайн, поскольку нуждается в рекламе и придании конкурентоспособного товарного вида своей продукции. Также этот слой заказывает архитектуру и дизайн интерьера – и чаще всего довольствуется своими представлениями о красоте (чтобы всего много и «богато»). На этом уровне еще востребованы фотография и веб-дизайн, но и здесь результат чаще определяется вкусом заказчика, нежели мастерством художника. Интересно, что на сибирских молодежных выставках эти номинации либо отсутствуют, либо представлены единичными участниками. Короче, частный заказчик, в целом, погоды в области искусства не делает. И, наконец, государство. Тоталитарные государства и предшествовавшие им абсолютные монархии исторически были наиболее благосклонны к искусству. Но не с позиции максимального творческого развития и расцвета всего и всех в искусстве, а исключительно с целью самопрославления и распространения в народе господствующей идеологии. Тоталитарное государство, будь то сталинский режим или гитлеровская Германия, если не вдаваться в подробности, побуждало к жизни как минимум три направления искусства: официоз, откровенно воспевающий политическую систему, тихий нейтралитет, когда художник избегает политической конъюнктуры, но делает то, что как минимум ей не противоречит, а как максимум – может интерпретироваться в нужном идеологическом ключе (едва ли не 90% всего советского искусства в его лучших проявлениях), и существующий подпольно - потому что открыто против власти выступать нельзя - андеграунд (в нашем случае малоинтересный, потому что он почти полностью сводится к перепевам русского авангарда начала двадцатого века и попыткам догнать и перегнать западный модернизм). Во всяком случае, советская власть знала, что ей нужно от искусства, а художники знали, что от них требуется.

«Региональные молодежные выставки 2007 - 2015 годов в Сибири»

Подчинение искусства целям государственной политики, конечно же, «не есть хорошо», но то, что тоталитарное государство (пусть и не бескорыстно) в искусстве нуждается – в каком-то смысле не так уж плохо. Такое государство дает заказы, приобретает произведения для музеев и заводских клубов, строит мастерские и творческие дачи, проводит огромные выставки и вообще о художнике заботится. Все вышеперечисленное осталось лишь в ностальгических воспоминаниях старшего поколения, потому что новой России художник не то чтобы не нужен - он как бы и не существует, поскольку в законодательстве отсутствует само понятие статуса творческой личности. Об уровне вкуса властных структур говорит хотя бы псевдоимперская роскошь кремлевских интерьеров, а свидетельством полного непонимания специфики искусства служит пример с включением Российской академии художеств в структуру Академии наук, благодаря которому мы должны отчитываться перед правительством не созданными произведениями и проведенными выставками, но количеством научных публикаций, патентов на изобретения и внедрением инноваций в производство.

Память предков. 2014
  «В трендах. Неоархаика»
  Память предков. 2014
  О. Горбунова
  Омск
 
 
 

В результате складывается странная ситуация. Профессиональное изобразительное искусство, особенно его станковые формы, обществу и государству не нужны. Возможно, для искусства это и лучше, потому что освобождение от внеэстетических задач может дать новые импульсы к развитию, в более чистом, если можно так выразиться, виде. Но лучше ли это для художника - еще вопрос. Приведу два примера. Распространенное в последние десятилетия направление сибирской неоархаики - по сути, ярко выраженный вариант бегства от реальности. Но сами неоархаисты и близкие им искусствоведы говорят о возвращении к истокам, поиске корней и возрождении духовности, потому что им хочется быть социально полезными. Второй пример: на обсуждении проведенной нами в 2014 году региональной выставки «Образ современника» я отметила, что преобладание портретов друзей, родных, коллег и автопортретов свидетельствует об отсутствии интереса художников к окружающему миру и его проблемам, к людям за пределами их профессионального и семейного круга. И один молодой художник встал и заявил, что не согласен с оценкой своего творчества как социально пассивного. И тут же сообщил, что ему неинтересно изображать нашу жизнь с ее безобразиями, что лучше он будет писать березки, коровок и девушек. Получается, что не только старшее поколение, возросшее на идеях служения Родине, партии и народу, но и часть молодежи хочет одновременно и рыбку поймать, и ног не замочить, одновременно находиться в стороне от социума и этим же социумом быть востребованным. Радует лишь то, что молодые легче находят дополнительные источники заработка, в целом проще относятся к коммерческой стороне профессии.

Собственно говоря, живопись не вчера утратила функции выразителя дум и стремлений общества. Уже в восемнадцатом – девятнадцатом веках эта роль принадлежала литературе и музыке, в двадцатом – кинематографу. Сейчас изобразительным искусством, если не считать самих художников и искусствоведов, интересуется узкий круг интеллигенции, как правило, не имеющей средств для приобретения произведений. При этом конкурс среди поступающих в художественные учебные заведения не упал даже во время демографического спада начала 2000-х, продолжают открываться творческие специальности в вузах, изначально на это не рассчитанных, пользуются популярностью курсы изобразительного искусства для детей и взрослых.

Похоже, что постепенно происходит переориентация искусства от направленного вовне, к социуму, на ориентированное внутрь самого себя; функция самовыражения начинает преобладать над функциями социально значимыми. В общих чертах, молодежные выставки последнего десятилетия позволяют увидеть, как проявляют себя молодые художники в условиях, когда, по большому счету, ни они со своим творчеством никому не нужны, ни от них никому ничего не нужно. Плюсом этой в целом, конечно же, неблагоприятной ситуации является то, что я назвала бы «чистотой эксперимента», поскольку прямое влияние внешних факторов на искусство по сравнению с предыдущими эпохами минимально. Учитывая неоднородность общества и невозможность в этих условиях сложиться более или менее цельному образу художника как социально- психологического типа, попытаюсь рассмотреть некоторые распространенные инварианты молодых представителей этой древней профессии на примере выставок «Мобилизация молодых» (Новокузнецк, 2007), «Молодая Сибирь» (Красноярск, 2011, 2013) и «Аз.Арт» (Барнаул, 2015) с привлечением по мере надобности материалов других выставок и деятельности учебных заведений.

«Региональные молодежные выставки 2007 - 2015 годов в Сибири»

Нельзя не заметить, хоть это и не имеет прямого отношения к художественной стороне вопроса, что большинство экспонентов на молодежных выставках начала третьего тысячелетия – девушки, словно берущие реванш за многие века дискриминации и фактического запрета на профессию. Вразумительно это явление пока еще никто не объяснил, предположения на эту тему бытуют самые разные, но наиболее вероятным представляется следующее. На уровне психологической рационализации – мальчикам присуща ответственность за будущую семью (в материальном смысле). На уровне мотивации, подсознательном, социально-биологическом, - молодые мужчины, как и самцы других высших приматов, нацелены на достижение статуса, а профессия художника высокого статуса не предлагает. Поэтому в искусство чаще идут те мальчики, которые действительно родились художниками. В телефильме, снятом художником и искусствоведом Евгением Туруновым к юбилею Иркутского художественного училища, есть эпизод, в котором учащиеся говорят о том, почему они выбрали эту профессию. Так вот, девочки говорят о творчестве, о своих духовных потребностях, только одна из них смущенно добавляет, что еще и заработать можно. Мальчиков в этом опросе всего двое, и один из них намеревается стать знаменитым художником, а другой, более скромный – заслуженным. Этим можно объяснить и другое. Повсеместно в художественные училища поступает от 50 до 90% девочек, но на выставках соотношение девушек и юношей уже около 2/3 к 1/3, многие девочки по разным причинам в профессиональное искусство не приходят. Приведу несколько примеров, отражающих общую тенденцию. Например, живописно-педагогическое отделение Красноярского художественного училища между 2000 и 2014 годами окончили 88 девушек и 24 юноши. При этом лишь в 2006 и 2012 годах тех и других было поровну, в 2007 и 2014 годах выпускались только девушки, в 2008, 2009, 2009, 2010 и 2013-м на девять девочек приходилось по одному мальчику. На выставке «Молодая Сибирь» (Красноярск, 2011) соотношение юношей и девушек было 1 к 2, при том, что среди графиков девушек было больше вдвое, а в декоративно-прикладном искусстве – втрое, и только в скульптуре юноши количественно превосходили девушек в четыре раза. На выставке «Мобилизация молодых» (Новокузнецк, 2007) представляли свои работы 76 девушек и 35 юношей. Среди участников молодежных выставок не так уж мало детей художников (от 5 до 10% в разные годы) – и, что интересно, в этой категории мальчиков и девочек примерно поровну. Для сравнения немного статистики по «взрослым» художникам. Так, в 2013 году в Красноярской организации Союза художников России состояло 194 человека, из них 120 мужчины, их перевес - в 1,62 раза. Характерно гендерное соотношение в возрастных группах: до 40 лет – 9 мужчин и 22 женщины, от 41 до 60 – 60 мужчин и 33 женщины и старше 61 года – 50 мужчин против 19 женщин (из которых пять – не художники).

«Региональные молодежные выставки 2007 - 2015 годов в Сибири»

Не менее закономерно, что и те, и другие, как правило - жители больших городов. Количественные показатели здесь колеблются в зависимости от места проведения выставки (например, в Барнауле 2015 года большинство участников представляли Алтайский край и непосредственно Барнаул), но нетрудно заметить, что лидируют Красноярск, Новосибирск, Иркутск и Омск, за ними следуют Кемерово, Томск и Барнаул. Города областного подчинения явно отстают, поскольку не имеют ни достойного доступа к художественному образованию, ни активной художественной жизни. Казалось бы, в эпоху Интернета это не должно быть особой проблемой, но по факту обучение искусству может быть только в живом, непосредственном общении мастера и ученика, но никак не виртуальным и дистанционным. Преподавателей-художников высокого уровня не хватает и в центральных городах, в малых же населенных пунктах их может не быть вовсе.

Едва ли не первое, что бросается в глаза на молодежных выставках – это перепад профессионального уровня от работ вполне художественных до откровенно ученических и даже самодеятельных. Так, пытаясь по «свежим следам» классифицировать «Аз.Арт», около 20% живописи я отнесла к категории «детский лепет» и 50% к «ученическому реализму».  Представляется, что организаторы проявляют излишнюю снисходительность к участникам, а сами участники еще не имеют достаточного опыта, чтобы понять то, что выставляться им преждевременно. Отдельный вопрос – участие студентов. В «Мобилизации молодых» их было около половины, в «Молодой Сибири» - меньше, но тоже достаточно много. С одной стороны, если студент делает самостоятельную творческую работу и она проходит через выставком – это хорошо. Но на межрегиональном уровне это отследить трудно. И неприемлемым я считаю, вне зависимости от того, чья это идея, экспонирование наряду с творческими курсовых и дипломных работ, как это было на «Молодой Сибири» 2011 года.

Бабушкин дом. 2015
  «Детский лепет»
  Бабушкин дом. 2015
  Е. Кутняя
  Новосибирск
 
 
 

Второе, что замечается сразу – это абсолютное преобладание фигуративного искусства. В начале 1990-х среди молодых художников наблюдалось демонстративное, хотя и довольно неумелое обращение к абстракционизму, readymade и другим заимствованиям из репертуара западного модернизма, но поскольку воевать оказалось не с кем (старшее поколение само было не против формализма, только занималось этим более умело), то и всплеск беспредметности вскоре улегся. Сегодня лишь менее трети молодых художников занимается нефигуративным творчеством, и лишь небольшая часть этой небольшой части добилась реальных успехов в этой области. Дело в том, что создание хорошей абстрактной картины требует не меньшей степени профессионализма, чем картины реалистической, просто по сравнению с умением рисовать «похоже» на первый план выдвигается владение непосредственно художественными средствами: композицией, ритмом, цветом и так далее. Научиться этому у нас пока что проблематично.

Не буду отрицать, что для некоторых обращение к стилистике абстракционизма или, например, примитива становится способом замаскировать недостаточную профессиональную грамотность. Чаще всего это касается рисунка. Примеров множество, начиная от стилизованных то ли под лубок, то ли под детский рисунок работ А. Сурикова, Е. Лихацкой (Красноярск), К. Домбровской (Барнаул) и заканчивая как бы абстрактными холстами Ф. Крикунова (Новосибирск) и Е. Чепис (Новокузнецк). Скажем, та же Чепис пишет красивые, хотя и маловразумительные абстракции, но элементарно не умеет нарисовать голову, что видно по ее автопортрету.

Дядька Максим. 2015
  «Ученический реализм»
  Дядька Максим. 2015
  Н. Ямковая
  Новоалтайск
 
 
 

Впрочем, проблемы с рисунком есть и у авторов, позиционирующих себя как реалистов. К примеру, красноярец М. Руднев, прошедший все возможные в нашем регионе ступени художественного образования и не боящийся браться за сюжетные картины и композиционные портреты, не владеет конструктивным рисунком и пониманием большой формы. Или И. Быков, который в родном Барнауле уже знаменит достаточно, чтобы его работы покупались музеями, а местные искусствоведы посвящали ему доклады, действительно интересно мыслит как художник, но слабо и поверхностно срисовывает, не видит конструкцию и тон. Тон – это другое проблемное место в творчестве молодежи. То ли в преподавании уделяется недостаточно внимания этой стороне дела, то ли в силу особенностей возрастного развития для немалой части молодых художников, особенно живописцев, совместить цветовое и тональное видение в работе оказывается непосильно трудно. Причем недостаточное понимание тональных отношений присутствует не только в категориях «детский лепет» или «ученический реализм», но и у авторов, проявивших себя как сложившиеся художники, таких как А. Шишкина (Красноярск) или Е. Боброва (Омск). За этим стоит другая серьезная проблема: в учебных заведениях региона почти не осталось хороших преподавателей-рисовальщиков с крепким академическим образованием. Чему же могут научить своих студентов не владеющие основами рисунка вчерашние выпускники провинциальных вузов – даже страшно представить.

Большой улов. 2014
  «Клоны»
  Большой улов. 2014
  А. Ижганайтене
  Иркутск
 
 
 

В плане «осторожного оптимизма» можно добавить, что полезность молодежных выставок подтверждается тем, что ряд участников, взявших на них старт, успешно проходит на выставки «взрослого» статуса. Например, на региональной выставке «Сибирь 11» (Омск, 2013) демонстрировали свои работы Светлана Артемьева, Елена Боброва, Екатерина Демкина, Наталья Довнич, Елена Зерфус, Жаргал Зомонов, Виталий Зотин, Анастасия Ижганайтене, Елена Ильянкова, Елена Исайкина, Дарья Карабчук, Анастасия и Елизавета Кичигины, Никита Ключников, Андрей Крюков, Ольга Лебедь, Елена Лихацкая, Виталий Одринский, Денис Октябрь, Анна Осипова, Мария Пономарева, Виктория Рабжаева, Александр Решетняк, Алексей Рютин, Ренат Семенов, Александр Суриков, Владимир Хомяк, Иван Быков, Ирина Верпета, Мария Гейн, Анастасия Гурова, Николай Зайков, Светлана Карпова, Маргарита Марцинечко, Евгений Машковский, Анна Постникова, Вероника Резинкина, Анастасия Свинарева, Елена Федорова, Илья Храбрый, Александр Числов, Аржан Ютеев, Меймран Баймуханов, Татьяна Кузьмина, Юлия Потапова, Руслан Сосновский, Антон Тырышкин, Юрий Крышковец, Ольга Рябовол, Юлия Юшкова и другие. Кстати, все перечисленные - из больших городов, 21 человек – юноши, 39 – девушки, художники декоративно-прикладного искусства – трое, скульпторы – пятеро, графики – 13 человек и живописцы (не обязательно по специализации, по выставленным работам) – 29, что в целом также соответствует рассматриваемым тенденциям.

Портрет психолога. 2011
  «Умение плюс образ»
  Портрет психолога. 2011
  Я. Хмель
  Новокузнецк
 
 
 

Преобладание фигуративного, преимущественно реалистического, искусства в молодежной среде реализуется через те же традиционные жанры пейзажа, портрета и натюрморта, что господствуют и на «взрослых» выставках. Молодые в этом отношении ничем принципиально не отличаются от поколения своих преподавателей. Если говорить о «непринципиальных» отличиях – меньше умеют, больше «умничают» (обычно на уровне названий, подчас на иностранном языке с ошибками) и хотят казаться «круче», чем есть на самом деле. Это естественно и преходяще. Настоящее беспокойство вызывает другое: некое внутреннее противоречие, даже кризис, когда хочется сказать свое, новое слово в искусстве, сделать нечто такое, что не делал еще никто, но своих слов почему-то нет, а новое - куда ни посмотри - уже сделано кем-то до тебя. Это состояние может быть мучительным и даже опасным, поэтому хочется посоветовать только одно: не нужно стремиться удивить мир, не нужно что-то изобретать, не нужно пытаться быть лучше всех и всем нравиться. Нужно доверять интуиции, развивать способности, заниматься тем, что интересно именно тебе, и в этом достигать максимума. Только при этом есть шанс действительно создать нечто новое и настоящее в искусстве.

При всей простоте этот путь довольно сложен. В реальности молодежное искусство представляет собой то, что я назвала бы «неоэклектикой». Дело в том, что социум не предлагает сформулированных новых задач художнику, художник же не в состоянии без этого ни поставить задачу себе, ни найти подходящие для решения задачи формальные средства. Поэтому и сюжеты, и идеи, и изобразительные средства не создаются, а берутся из того арсенала, что создан предшественниками и старшими современниками. Диапазон заимствований широк: от выбора жанра до прямого подражания. Например, на «Аз.Арте - 2015» я выделила немалое количество тех, кого назвала «клонами»: при первом же взгляде на их работы автоматически определяется кто их учитель - И. Бессонов из Новокузнецка, В. Нестеров или М. Омбыш-Кузнецов из Новосибирска, В. Смагин из Иркутска. В наибольшем выигрыше оказываются ребята из национальных республик, потому что им проще найти точку опоры и определиться с задачами, как смысловыми, так и стилистическими. Другими словами, наблюдается тот же «принцип выбора», на котором основывалась та, настоящая эклектика позапрошлого века.

  «Неплохо»
  Прибытие. 2014
  В. Николаев
  Новосибирск
 
 
 

Конечно, приходя на молодежные выставки, мне хотелось бы ярких и свежих впечатлений. Хотелось бы увидеть вещи нестандартные, восхищающие или возмущающие новизной. Но этого пока нет. Как и в той, первой эклектике, все выглядит знакомым и оценивается лишь по качеству ремесленного исполнения. Но так ли уж это трагично? Думаю, что нет. При рождении эклектики как стиля появлялись новые чисто практические задачи, для которых не было отработанной формы, и новое содержание «упаковывали» в то, что более-менее подходило из имеющегося запаса: вокзал или доходный дом выглядели как палаццо, музей или библиотека – как храм, административное здание – как дворец, рабочий клуб – как театр. Но за эклектикой последовал модерн, цельный и новаторский стиль, в котором содержание и форма пришли в гармоничное соответствие. Так и сейчас искусство будущего переживает трудный эмбриональный период, проблески которого изредка проявляются. Поэтому главное – не форсировать события, честно учить, осмысленно учиться, быть чутким к жизни и себе – и новое искусство неизбежно появится. Как скоро – предсказать не берусь, но предполагаю, что произойдет это через поколение. Нынешнее, в своем роде «растерянное» (или «растерявшееся»), поколение уступит позиции поколению, которое сумеет поставить перед собой новые задачи в плане содержания, но будет по инерции пытаться решить их старыми привычными средствами. Следующие за ними, уже успев привыкнуть к новому содержанию, сосредоточатся на поиске адекватных этому содержанию художественных средств и достигнут в этом отношении стилевого соответствия. Стилевую картину этого будущего искусства предсказать невозможно, но осмелюсь допустить, что лидировать (независимо от реалистичности или нефигуративности) будет некое подобие классицизма (не в смысле использования античных реминисценций, но ориентированное на равновесие, рациональность, минимализм и целостность образа).