Дом Ленина, где в 1950 – 1964 годах находился Новосибирский Дворец пионеров
	Государственный архив Новосибирской области

 

 

 

Работая над историей Новосибирского Дворца пионеров, автор предлагаемой публикации обнаружил в Новосибирском городском архиве материалы детского литературного конкурса [2], регулярно проводившегося в Новосибирске с конца 1950-х до середины 1970-х годов, – сочинения участников «литературных декад», отчеты членов жюри и другие документы, связанные с этими мероприятиями.

Организаторы конкурсов по-разному видели свои задачи. Члены жюри спорили о критериях оценки текстов, о том, что следует отмечать в работах: «художественную ценность», «признаки будущего таланта» или же «самостоятельный взгляд автора и умение излагать свои мысли». В итоге главным признали «умение видеть прекрасное в жизни» [8, л. 3], поскольку литература – мощный фактор воспитания «нового человека». Дидактическая функция этих мероприятий объясняется историческим контекстом, ведь начало 1960-х было временем хрущевских преобразований, ориентированных на построение коммунизма за двадцать лет и формирование «нового человека». Идеологические контуры работы методистов и педагогов могли меняться, но основным оставалось стремление «увлечь ребят на путь творчества». В отчете об открытии Дома художественного творчества в 1938 году (1 ноября 1942 года он был реорганизован в Дом пионеров, а 27 апреля 1943 года – в Дворец пионеров), говорилось, что «в основу всей работы ДХВД было положено стремление развить природные дарования ребенка, научить его понимать искусство, овладеть техникой, получить общее образование, не делая из детей специалистов» [5, л. 51].

В найденных перечнях участников и призеров «литературных декад» оказались имена людей, которые впоследствии связали свою жизнь с творческими профессиями. Татьяна Апсит, написавшая сочинение для конкурса в 1963 году [6, л. 48–49], во взрослой жизни стала профессиональным филологом. В 1969 году она окончила Новосибирский государственный университет, а в 1984-м защитила кандидатскую диссертацию под руководством Н.Н. Покровского. Оля Мухина, ученица 10 класса школы №127, получившая первую премию за свои стихи в 1965 году [7, л. 2], стала членом Союза писателей, опубликовала несколько поэтических сборников [1, с. 302]. В том же году вместе с Олей Мухиной был награжден и Миша Омбыш-Кузнецов – ученик 11 б класса школы №74 [7, л. 2]. Сегодня Михаил Сергеевич Омбыш-Кузнецов – Народный художник Российской Федерации, лауреат премии Ленинского комсомола, академик Российской академии художеств [4]. Конечно же, архивная находка вызвала желание встретиться с Михаилом Сергеевичем и выяснить, какое место в его творческой биографии занимает участие в том давнем литературном конкурсе. В результате получилась интересная беседа:

Михаил Давыденко: В 1965 году Вы, будучи учеником 11 класса школы №74, получили первую премию на творческом конкурсе, проводившемся Новосибирским Дворцом пионеров, за стихи «Пусть я, наверное, медведь», «Как трудно нам удаются портреты», «Моя родословная», «Мальчики», «Мальчикам девятнадцать», «Дождь» и другие. Расскажите, пожалуйста, о своем детском творчестве.

Михаил Омбыш-Кузнецов: Семьдесят четвертая школа – это на Мостовой улице. Сейчас такой, наверное, и нет. Четырехэтажное здание, стоявшее под углом к старому автовокзалу, – вот эта школа, теперь в нем находится Институт усовершенствования учителей.

А начинал я учиться в пятьдесят первой школе, недалеко от дома: жил возле Оперного театра. Дворец пионеров располагался тогда в Доме Ленина, поэтому, по сути дела, всё было у меня во дворе. Записаться в Дворец пионеров – в разные кружки и всевозможные спортивные секции – было несложно. Я в несколько пытался записываться. Куда-то меня брали, куда-то нет. А сейчас попробуй просто так приди и скажи: хочу заниматься баскетболом. Тебе ответят: гони денежку и т.д. Мое время было в этом смысле замечательным.

Во Дворце пионеров я ходил в изостудию. Первыми занятиями, на которые я там попал, руководил преподаватель Иванов (его имени, к сожалению, не помню), он заставлял нас рисовать чучела разных птичек. Меня это очень угнетало, и я бы бросил кружок – но тут появился Михаил Павлович Гнусин, замечательный человек, энтузиаст, любивший детей. Многие новосибирские художники помнят его, он дал им дорогу в будущее. С ним было интересно: мы делали композиции, участвовали в выставках. Когда человеку интересно, он помогает и детям. Ведь детское творчество, конечно, отличается от творчества взрослых, потому что оно полностью свободно. Я вот сейчас периодически участвую в разных выставкомах, где дети показывают свои работы. У ребят до десяти–двенадцати лет – интереснейшие картинки! Они выражают свои чувства, свои мысли. А потом дети вдруг понимают, что рисуют «неправильно», – и что-то замыкает в них, тормозит. Мало кто с этого возраста остается в творчестве. Я думаю, в поэзии примерно так же.  

Сочинителю стихов нужен какой-то отклик. Мы не просто так приносили стихи: читая их, знакомились друг с другом, а затем – с большой поэзией. Это было всем интересно. Важно звучание каждого стихотворения, каждый читает его по-своему. До сих пор люблю слушать, как поэты читают стихи – словно подпевая немножко самим себе. Вот я помню детский стишок:

Он расцвел
Им любовалась муха
И даже кот
Подошел
и его понюхал.

	Натюрморт с баночками гуаши. 1970
	М.С. Омбыш-Кузнецов
	Новосибирский государственный художественный музей

 

 

 

Потрясающий образ, да? Несколько слов всего, а вот с того давнего времени стихотворение запомнилось, потому что оно такое точное. А человеку, который сочинил его, было четыре или пять лет.

М. Д.: Как проходил поэтический конкурс во Дворце пионеров, в котором Вы участвовали?

М. О-К.: Читали стихи со сцены. Это в разных залах происходило, не только во Дворце пионеров. Чаще всего в театрах. И уже как-то серьезнее себя чувствуешь, когда со сцены тебя объявляют: ты исполняешь свой номер, а в зале сидят люди.

Окончив школу, я пошел заниматься в литобъединение к Илье Олеговичу Фонякову. Замечательный поэт, потом он уехал в Питер. В его литобъединении я пробыл около трех лет. Занятия проходили так. Садились за огромный стол, кто-то читал свои стихи. Заранее готовился оппонент, из своей среды, – и с удовольствием критиковал. Помню, было обсуждение моих стихов. Сейчас попробую вспомнить имя моего оппонента – это ведь было более пятидесяти лет назад. Этот человек – Лазарчук [3]! Позднее я с ним пару раз встречался в Союзе писателей. Там проходили какие-то мероприятия, и мы потом столкнулись на улице. Он вспомнил давние мои стихи и начал читать мне фрагменты! Я так удивился! Я свои не помню, а он помнит!

В то время в литобъединении Фонякова были поэты, которые вошли в историю Новосибирска, например, Нина Грехова, Александр Плитченко, Валерий Малышев, Иван Овчинников. Кого-то, может быть, я не помню, потому что это было так давно. Я тогда увлекался разными вещами: спортом, рисованием, поэзией – и мне пришлось делать выбор между ними. Но я успел поучаствовать в семинаре молодых поэтов Сибири – для меня это, конечно, стало большим событием. Кроме того, было много выступлений на разных площадках, в основном, в институтах, куда мы обычно ходили втроем: Валера Малышев, Иван Овчинников и я. Мы даже из Сибстрина выезжали в Томск, и там я тоже читал свои стихи. Важно то, что мы всем этим серьезно занимались. Быть может, я так и продолжал бы писать стихи, потому что мне это было интересно, – но перевесило искусство.

В то время в Новосибирск неожиданно стали привозить выставки совершенно гениальных художников. Ренато Гуттузо, потом Рокуэлл Кент, другие художники. Видимо, для этого сложилась благоприятная ситуация, в нашем городе связанная прежде всего с Академгородком. Там я смотрел многое, чего не показывали нигде, о чем не говорили даже. С удовольствием вспоминаю это время и замечательные выставки, которые шли одна за другой. Была выставка Филонова, которого тогда знали только за рубежом. По сути дела, мы, новосибирцы, стали первыми в стране зрителями его работ.

Эти впечатления и оказались для меня переломными: от встреч с поэтами и стихами я вдруг активно повернулся к изобразительному искусству.

М. Д.: Вы были руководителем литобъединения в Сибстрине. Какие обязанности у Вас были?

М. О-К.: В этот кружок приходили молодые начинающие поэты, которые учились в нашем институте. Приносили и обсуждали стихи, давали друг другу советы, напутствия. Потом мы помещали эти стихотворения в газете – шло постепенное продвижение авторов. У нас была местная газета «Кадры стройки», такая солидная. В ней печатали свои стихи и я, и другие ребята, например, Валера Малышев, Нелли Закусина, которая тоже закончила Сибстрин.  Но вот после моего ухода из этого литобъединения такие публикации уже не возобновлялись. Быть может, они перестали быть интересными руководителям этой газеты, просто закончилось их время.

Тогда в Академгородке был клуб-кафе «Под интегралом», где собирались поэты, художники. Туда приезжали многие поэты, в том числе Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина. Потом однажды я встретился с Ахмадулиной в Москве: мастерская ее мужа располагалась напротив мастерской моего товарища. Как-то вечером мы все оказались там вместе, и Ахмадулина с таким удовольствием вспоминала Новосибирск, свои выступления, какие-то события.

В кафе «Под интегралом» периодически устраивали вечера. Ученые собирались, пили чай и прочие напитки и читали свои стихи. Было интересно. Такое общение было тогда модным. Не знаю, собираются ли сейчас вот так – сразу начиная знакомиться друг с другом, читать свои произведения? Времена меняются. Те люди были энтузиастами.